На месте сегодняшних городов и станиц стояли редуты – Легонький, Бекешевский, Боргустанский, Ессентукский.

Первым атаманом в Бекешевском выбрали Гаркушу Северина Михайловича, переведенного из Карантинной. Фамилия настоящая его была Заморев, а Гаркушей прозвали за голосище и глотку луженую. Как гаркнет, бывало, аж в ушах звенит, а кони на задние ноги приседают. Первый на станице казак был! И глазищи у него – отродясь таких не видывали в станице: как морская вода при вечерней заре. Он своими глазами как глянет – словно бачит тебя насквозь и все мысли ведает.

Много ходило про него слухов.

Гуторили, будто он был в аталычестве у черкесов, у самого узденя Наутока Бокова и воспитывался вместе с князем Эльбрусом Атажукиным.

А еще гуторили, будто он оборотень: вылетел как-то раз из окна Заморевых сокол и взвился в утреннее небо. Кружил, кружил над станицей, все выше и выше поднимался, а затем вдруг камнем вниз – и обратно в Заморево окно – шмыг! Через минуту выходит из хаты сам Гаркуша. Скок на коня, и на майдан в колокол бить!

— Провороните вы, казачки, свои буйны головушки! У кого кони команду «лежать!» слухають – все ко мне!

А конь у него был – Молоток. Помесь кобылы-чеборханки и арабского скакуна. С его крепкой спины на поле брани не раз исчезал хозяин, будто взвивался в небо. Приучил его Гаркуша никогда не ржать.

За пшеничный чуб прозвали кабардинцы Гаркушу Рыжим Шайтаном, а кунаки во всеуслышанье хвалились с ним своей дружбой. Ходил слух, что однажды Гаркуша освободил из темницы названного своего брата Эльбруса Атажукина. Схватили его и посадили под стражу в крепости Константиногорской. Гаркуша тот час умчался, оставив за себя писаря в станичном правлении.

Охрана рассказывала, как ночью вошел неизвестный полковник, пожал бумаги и сказал:

— Мне приказано доставить преступника в Георгиевск.

Назвался он Федором Кавказовым и показал удостоверение. Началось потом следствие: что да как, да кто арестанта вывел, но так и не нашли никого с таким именем. Тем временем, Гаркуша вернулся домой, сказав, что был в разведке. А Эльбрус больше никогда не ходил на казачьи станицы, и дети его поступили на службу в царский конвой.

Пока был атаманом, Северин ввел в станице строгий сухой закон, чтоб никто не мог захватить станичников врасплох и пьяными. В каждой хате имелись узкие окна-бойницы, из которых вели стрельбу из карабинов и винтовок.  Улицы перекрывали возами, а в наиболее опасные места перетаскивали единственную в станице пушку, привезенную терцами.

Не раз могла погибнуть Бекешевская, но всегда стерег ее парящий в небе сокол. Нападал он, падая камнем сверху, и любого врага ждала неминуемая смерть.

Иллюстрация: @Ivan Maigua.

По мотивам книги В.Г. Крыласова «Истории и сказы Ставрополья» , т. 2.